Якуб Колас - Трясина [Перевод с белорусского]

Как только схлынуло весеннее половодье и земля начала подсыхать, Савка украдкой пробрался в свою хату и даже принес кое-какие подарки жене и детям. Он строго-настрого запретил им хотя бы словом обмолвиться о его существовании, будто его и на свете нет. Дома ему рассказали о войте и его приятелях. Савка никому не показывался на глаза. У него созрел важный план, над осуществлением которого он сейчас ломал голову. Савка не забыл своих слов, сказанных на прощание Цимоху, о том, что хочет стать человеком.

Прежде всего Савка выследил места, где собирались партизаны. Это была часть задуманного им плана. Затем он приступил к осуществлению всей комбинации. Для этого ему пришлось потрудиться большую часть ночи.

Как тень, Савка бесшумно проскользнул во двор Кондрата Бирки. Внимательно прислушался: тишина, село спит глубоким сном. Пес Бирки, с которым Савка загодя свел знакомство, дружелюбно помахивал хвостом, а из конюшни доносилось пофыркивание племенного жеребца, красы, гордости и утехи хозяина. Но ворота конюшни были крепкие и заперты изнутри засовом. Савка пошел на другую сторону конюшни, — там у него уже был на примете камень у основания конюшни. Савка прилег, отгреб от камня землю и с трудом выкатил его из щели, а ямку углубил, расширил и потом пролез в нее. Минуту спустя он уже был в конюшне и гладил жеребца. Потом бесшумно отодвинул засов, открыл ворота, и вывел жеребца во двор, а оттуда задворками и в лес.

Но на этом не закончилась работа Савки. У Василя и у Бруя было по паре хороших волов, откормленных и круторогих. Трудно было сказать, чьи волы лучше, Василя Бусыги или Бруя, тем более что и у самих хозяев не было единодушного мнения на этот счет.

С волами справиться было гораздо легче. Савка начал по порядку. Сначала выгнал волов Бруя. Потом задворками пробрался к Василю Бусыге. Его как раз и дома не было. Еще с вечера он уехал по делам к пану Крулевскому. А дед Куприян лежал на полатях и по-стариковски подводил итоги прожитым годам. Волы Василя Бусыги заупрямились: они не хотели среди ночи покидать стойло. Но их увлек за собой годовалый бычок. Втроем они пошли веселей, а когда присоединились к волам Бруя, то все дружно двинулись вместе с Савкой в путь.

Еще не занялась заря, как волы, бычок и жеребец были отведены далеко. Савка пустил их пастись, жеребца стреножил, а сам углубился в лес. Его сразу же задержал часовой и отвел в партизанский штаб. А Савке этого только и надо было.

Удивились дед Талаш, Будзик и Рыль, завидев Савку.

— С чем же ты пришел? — спросил его дед Талаш.

— Не прогневайтесь, дядька, и вы, братки: я вам привел жеребца Кондрата Бирки, вашего и моего отныне врага, пригнал волов Бусыги и Сымона Бруя. Прошу вас, не думайте обо мне плохо.

Дед Талаш, Мартын Рыль и Цимох Будзик переглянулись. В их глазах блеснули веселые искорки.

— Савка остался Савкой, — говорили они потом, смеясь.

А Савка, возвращаясь из леса, держал голову выше, чувствуя, что он сделал большой шаг вперед на своем новом пути.

Как-то в сумерки Авгиня возвращалась из лесу. На спине у нее был большой мешок скошенной свежей травы. У матери, где жила теперь Авгиня с детьми, была телушка. Для нее и несла Авгиня траву. Шла она в стороне от дороги, чтобы не бросаться в глаза людям, а особенно недавно прибывшим в Вепры легионерам, которых она очень боялась.

С тех пор как Авгиня покинула дом Василя, она еще с ним не встречалась. У матери ей жилось нелегко, но о возвращении к Василю Бусыге она и не помышляла. Да и как ей, с позором выгнанной, идти на поклон, ронять свое достоинство? Если бы она была нужна Василю, он сам бы пришел к ней. Авгиня предполагала, что он придет если не к ней, то к детям, и испытывала досаду оттого, что Василь глаз не показывал и даже шага не сделал к примирению. Разумеется, она ответила бы отказом, наговорила бы ему кучу обидных слов, постаралась бы его оскорбить еще сильнее, чем он ее оскорбил перед разлукой. Украдкой, в отсутствие Василя, она еще раз забегала к деду Куприяну, чтобы разжиться припасами для детей. Разве Василь не должен ей давать на их пропитание? Но Василь строго-настрого приказал отцу ничего ей не давать. Дед Куприян решил, что помирить их трудно, и уже не делал никаких шагов в этом направлении. Кто теперь послушает старого? Дед только неодобрительно качал головой и больше не вмешивался в их дела, но время от времени посылал внукам кое-какую снедь.

Василь, в свою очередь, ждал, что нужда заставит Авгиню пойти к нему на поклон. Заподозрив Авгиню в том, что она предупредила бабку Насту о его тайном уговоре с Савкой Мильгуном, он затаил на жену злобу и только ждал ее прихода — не для того, чтобы снова зажить вместе, а чтобы грозно с ней поговорить и прогнать навсегда. Василь уже подыскивал себе другую жену. Он ведь еще не стар. Стоит только посвататься — любая пойдет за него. Положение его, как сторонника новой власти, укрепилось. А враги его, Талаш и Мартын Рыль, едва ли сюда вернутся, а если и вернутся, то не будут ему страшны…

Красный диск вечернего солнца уже задел верхушки деревьев. Как прощальные улыбки, замелькали по небу огненные блики, а по земле, еще не закрытой лесной тенью, протянулись розовые дорожки, угасающий свет растекался по крышам хат, по верхушкам кудрявых деревьев и замершим в вечерней тишине ветрякам у околицы Вепров. От близкого болота тянуло прохладой и сыростью, а издалека доносился приглушенный гул орудийной канонады. Этот звук наполнял сердце Авгини смутной тревогой, и еще сильнее овладел ею страх перед неизвестным будущим. Но возврата в прошлое для нее не было, и она вынуждена была с замиранием сердца ждать, что принесет ей завтрашний день.

Авгиня остановилась. Сквозь ветви деревьев видны были поля, село отчетливо вырисовывалось в предзакатном освещении. Она уже хотела продолжать путь, как вдруг неясный шорох среди ветвей и легкий хруст валежника заставил ее насторожиться. Авгиня повернула голову и вздрогнула: из лесного сумрака выступил темный силуэт человека. Авгиня хотела убежать — рядом было поле, и там, казалось ей, не так страшно, как в лесу, да и село близко.

— Авгиня! — окликнул ее ласковый, тихий голос, в котором ей почудилось что-то давно знакомое.

Она опустила мешок на землю и глазами, еще не утратившими своей привлекательности, взглянула на приближающегося человека.

— Мартын! — вырвалось у нее.

— Я, я! — тихо откликнулся Мартын и подошел вплотную к Авгине.

Она пугливо оглянулась. Кого она боялась в эту минуту, Авгиня, пожалуй, не могла бы сказать. Может быть, это был подсознательный ерах, внушенный Василем, а может быть, и обычная настороженность. Мартын тоже оглянулся, но по другой причине. Он долго держал в своей ладони огрубевшею от тяжелой работы руку Авгини и смотрел ей в глаза.

— Здравствуй, Авгиня! Давно мы не встречались, но я много думал о тебе…

— Не стою я того, чтобы думать обо мне, — сказала Авгиня.

— А я думал… и впредь буду думать.

Авгиня потупила глаза. Ей приятно было слышать эти слова от Мартына.

— А что же ты думал обо мне — хорошее или плохое?

— Да не знаю, как и сказать. Всякое… Хотелось встретиться с тобой, поговорить, посмотреть на тебя… старое вспоминал…

Последние слова Мартын произнес взволнованно и еще ближе придвинулся к Авгине. Ей стало неловко от этой близости, она немного отступила. А Мартын продолжал:

— Нет-нет и вспомнится, как мы с тобой на лодках гнались. Давно уж это было, а все не забывается! И ты, и утка, которую схватил сом, живут перед глазами, потом вижу тебя одну, а сом превращается в Василя.

— И этот сом, — с горькой усмешкой говорит Авгиня, — выбросил утку.

— Ну, тут, если сказать правду, утка виновата больше, чем сом.

Авгиня опустила голову.

— А охотник, подстреливши утку, не был виновен? — тихо спросила она и, не ожидая ответа, закончила: — Но сейчас не время говорить об этом. Сама виновата: на богатство польстилась. А это богатство не пошло мне впрок. Не в нем счастье: мы с Василем чужие были. Я только об одном жалею: что сама от него не ушла, а дождалась того, что он меня прогнал.

— А кто тебе помешал это сделать?

— Дети… Они-то за что должны страдать?

— Значит, если бы он не выгнал тебя, так ты и сейчас бы там жила?

— Не знаю… наверно, ушла бы. Я думала об этом и только ждала удобного случая: жить мне с ним было не так сладко, как ты думаешь. И ты знаешь почему… Должен знать.

— Нет, я ничего не знаю, — сухо ответил Мартын.

Авгиня молчала. Лицо ее было печально.

— А почему тебе несладко было? И что это я должен знать?

Авгиня укоризненно посмотрела на Мартына.

— Я одна виновата и заслуженно несу кару.

— В чем же?

— В том, что пошла замуж не любя. — Авгиня приумолкла, потом тихо добавила: — Не его, а другого я любила. Ты же это знаешь.